Николай Васильевич Гоголь На могиле М. А. Булгакова по ходатайству его вдовы Е. С. Булгаковой был установлен камень, прозванный «голгофой», который ранее лежал на могиле Н. В. Гоголя.
Это правильно! Похвально, Ольга Владимировна! А Булгаков часто любил повторять: "Укрой меня своей шинелью". Так символически и был укрыт прах писателя гоголевским камнем-"голгофой".
Длительное время на могиле Булгакова на Новодевичьем кладбище не было памятника. Однажды Елена Сергеевна, придя на могилу мужа, заглянула в кладбищенскую мастерскую и вдруг увидела там видавшее виды гранитное надгробие. На вопрос женщины о камне мастер ответил, что это - снятая с могилы Гоголя старая Голгофа (тип надгробного памятника в виде глыбы, увенчанной крестом), вместо которой к 100-летию со дня смерти писателя был установлен новый добротный памятник. По просьбе вдовы Булгакова эту тяжелую гранитную «шинель» вытащили из мастерской и водрузили на могилу Михаила Афанасьевича, где она стоит и по сей день. Позже, вспоминает Елена Сергеевна, ей приснился покойный Михаил Афанасьевич. Булгаков низко поклонился ей и вышел из белой комнаты, закрыв за собой дверь.
ОН очень любил собак. Как-то друг подарил ему две таксы. Он их смешно назвал Бром Исаевич и Хина Марковна. Имена такс походили от названий лекарственных препаратов брома и хины, а отчества черненький Исаевич, рыжая – Марковна. Своих такс он очень любил. Часто с ними разговаривал, ласкал, играл, даже брал на рыбалку.
Чехов! В доме жили две таксы — Бром и Хина, черненькая и рыженькая, причеv Хины были такие коротенькие, все в сборках ножки, что брюхо у нее чуть не волочилось по земле. Подчас Хина подходила к брату, клала ему на колени передние лапки и жалостливо и преданно смотрела в глаза. Он изменял выражение лица и разбитым, старческим голосом говорил:— Хина Марковна!.. Страдалица!.. Вам ба лечь в больницу!.. Вам ба там ба полегчало ба-б.
Фет долго не мог простить себе гибель Марии Лазич. Поговаривали даже, что это добровольный уход из жизни. Поэт "предал" любовь (это сугубо мое мнение), так как бедность обоих - не преграда к счастью. Но главной пружиной развития их "неотношений" все же стали планы Фета, а в их расчет Мария не входила.